Суд над детоубийцей в Несвиже

Суд по этому необычайно сложному делу начался 12 февраля в Несвиже.

Потерпевшим был признан дедушка погибших деток, а не отец — он проходит по делу как свидетель.

В понедельник родственников обвиняемой в зале суда не было — суд их не вызывал, а сами они, видимо, явиться не посчитали нужным. Я была морально готова увидеть перед собой бесчувственную особу средних лет, но увидела заплаканную женщину в медицинской маске, на вид чуть младше своего возраста. Плакала она практически не переставая: и когда просто осматривалась вокруг, и когда судья начал заседание, и когда я заявила ходатайство о фотосъемке. Государственный обвинитель не возражала, а вот обвиняемая была категорична: она не хочет, чтобы ее фотографировали. Естественно, попасть в СМИ как детоубийца — сомнительная слава.

Гособвинитель, молодая девушка, чьей моральной устойчивости можно только позавидовать, зачитала обвинение. Приведу часть текста:

— Не желая рождения ребенка, имея намерение от него избавиться, для постановки на учет в учреждение здравоохранения обвиняемая не обращалась, медицинских обследований не проходила, факт своей беременности скрыла от всех, кроме мужа. Приняла решение рожать самостоятельно в скрытой обстановке без помощи врачей. Приняв у себя роды (родоразрешение состоялось на сроке 39-40 недель) и желая наступления смерти родившегося мальчика она прижала его к кровати, сдавив новорожденному шею своей рукой. Этими действиями она совершила преступление, предусмотренное п.2 ч.2 ст. 139 УК РБ.

Нина (имя изменено — Ред.) плачет навзрыд. Ее медицинская маска вмиг становится мокрой насквозь, и у меня мелькает мысль: «А вдруг ошибка? Ведь так искренне плачет».

Я слишком эмпатична

— Признаете ли вы себя виновной? — обращается к Нине судья.

— Нет, — захлебываясь от слез, отвечает обвиняемая.

— То есть, тех действий, о которых идет речь, вы не совершали?

— Нет.

— Но вы согласны с тем, что смерть новорожденного наступила не без вашего участия, — продолжает судья.

— Я не согласна с тем, что меня обвиняют по статье 139, — отзывается Нина, — я считаю, что смерть ребенка наступила, пока я сама у себя принимала роды.

Собственно, в этот момент становится понятным, что женщина намекает на то, что ребенку она причинила смерть по неосторожности. Поясню: причинение смерти по неосторожности (это ст. 144 УК РБ) наказывается исправительными работами на срок до двух лет, или ограничением свободы на срок до трех лет, или лишением свободы на тот же срок.

До трех лет тюрьмы максимум! Ни в какое сравнение с грозящими ей 25 годами по п.2 ч.2 ст. 139 УК РБ не идет.

— Умышленно я ничего не делала, — не успокаивается Нина, — а по неосторожности, возможно, и вышло что.

Гособвинитель перечисляет доказательства, которыми располагает суд, приведу некоторые: показания свидетелей, протоколы осмотра места происшествия, заключения экспертов, показания самой обвиняемой данные ею в ходе следствия.

В суде ее показания будут совершенно другими

Судья интересуется у Нины, будет ли она давать показания. На что та отвечает, что будет, но только после допроса всех свидетелей, «чтобы это было более последовательно и правдиво».

— Объясните, каким образом такой порядок повлияет на правдивость ваших показаний? — интересуется у нее судья.

— Некоторые моменты надо дополнить, — начинает юлить Нина.

Суд с условием Нины согласился. Допрос свидетелей был назначен на 13 февраля.

Во вторник, паркуя авто у здания суда, я обратила внимание на довольно крупного мужчину среднего роста, очень веселого. Я специально задержалась возле машины, но его разговор с девушкой-блондинкой, стоявшей рядом с отрешенным видом, услышать мне не удалось. Люди, приглашенные свидетелями, собирались у здания суда, но улыбки до ушей, как у того мужчины, не было ни у кого — все серьезные, собранные. «Неужели муж?», — почему-то подумалось мне. 

Интуиция меня подводит редко

Первой в зал суда пригласили маму Нины. Женщина, увидев дочь на скамье подсудимых зарыдала в голос и долго не могла успокоиться. Плакала и сама Нина.

— Детей, кроме нее у меня нет, — кивает на обвиняемую пожилая женщина, — еще сын был, но умер. Она одна у меня осталась. Хорошая она, помогала всегда, приезжала раз в месяц. Каждый год в августе она отпуск брала, чтобы мне с картошкой помочь и закатки на зиму сделать. И в прошлом году приехала тоже в августе. Женщина она всегда крупная была, живот у нее и у небеременной был. Но я как-то в шутку спросила, мол, не ждешь ли прибавления. Дочь отшутилась: «Что ты, мам?», но конкретного «нет», как я сейчас понимаю, не сказала. А я и не допрашивала. И о беременности ничего не знала.

— Что произошло 19-20 августа, — спрашивает судья.

— 19-го вечером я легла спать. Спала, на удивление, крепко, ничего не слышала. Утром встала около 9-ти часов. Все спали еще, дочь обычно спит долго и просит ее не будить. Мы с мужем поехали в магазин, оплатили в кассе коммунальные и вернулись домой. Марина (дочь обвиняемой, имя изменено — Ред.) уже проснулась, Нина спала. В какой-то момент я заволновалась и заглянула в комнату дочери. Она, несмотря на жару, лежала накрытая покрывалом и бледная, как смерть, губы синие были. Я подошла ближе и увидела на покрывале пятно крови. Стянув его, едва не упала в обморок: все постельное белье и даже матрас были в крови. Я закричала: «Что с тобой дочка? У тебя кровотечение? Роды?». Схватила ее за волосы в попытке более-менее привести в чувство. Роды? Сколько недель у тебя? Тут же стала звонить в скорую. После того, как дочь увезли в больницу, я, плача, стала прибираться в комнате. Заметила пакет из магазина, он лежал возле кровати, где спала Нина, вынесла его в кухню. Уже думала выбросить, но что-то дернуло меня открыть его. Батюшки! Там труп ребенка! Я закричала, позвала мужа, внучку из кухни прогнала. Набрала соседям. Пришли соседи, глянули, и говорят, мол, ничего не трогай, милицию вызывай.

Искренне жаль мать.  В ее сегодняшних показаниях много расхождений с показаниями августовскими. Объясняя существенные противоречия, она ссылается на стресс, возраст, и память. Однако, всем присутствующим понятно — женщина, как может, пытается выгораживать свою дочь.

Следующим в зал суда заходит отец обвиняемой — высокий, статный мужчина. Лицо его непроницаемо, ни одной эмоции не читается.

— Я отказываюсь от дачи показаний, — говорит он и садится на один из последних рядов. На дочь свою не смотрит.

Далее в зал заходит тот самый весельчак с улицы, уже без улыбки, но вполне себе бодро. Называет себя.

— Кем приходитесь обвиняемой? — уточняет судья.

— Муж, — коротко отвечает мужчина.

Честное слово, лучше бы я ошиблась.

— Я отказываюсь давать показания против своей жены, — заявляет мужчина и садится поодаль как от тестя, так и от тещи.

У обвиняемой на лице после появления супруга просто гамма эмоций — очевидных, несмотря на маску. Она не смотрит в сторону мужа, но в глазах ярость, возможно даже ненависть.

И сейчас я позволю себе высказать исключительно свое мнение: этот мужчина должен сидеть на скамье подсудимых рядом с женой. Именно он водил ее за нос последние 6 месяцев беременности. Именно он дал ей совершенно немыслимое обещание — найти врача, который сделает аборт нелегально, на любом сроке, вплоть до момента родов. Именно он выдумал некого Андрея, якобы гинеколога, который должен был беременность прервать, но все что-то мешало: то, якобы операционной не было, то анестезиолога, то медсестры — в общем, нес дикий бред, но жена верила. В дальнейшем следствие установило, что никакого Андрея не существовало. А в ночь родов, получив с десяток звонков и сообщений от жены, о том, что она рожает и просит помощи — просто перестал выходить на связь. Он просто бросил ее решать «проблему» самостоятельно. И она решила ее вот так. Но это все не мешает ему смеяться под зданием суда, предав земле двоих детей.

Погибших младенцев хоронила тетя

Судья вызывает следующего свидетеля. В зал суда входит та самая блондинка. Это родная сестра мужа обвиняемой. Отвечая на вопросы судьи, девушка просто не в состоянии сдержать истерику, с трудом понимаем ее ответы. Девушка сообщает, что также ничего не знала о беременности обвиняемой, хотя дружит с ней и до августа прошлого года они общались и виделись постоянно. А вот когда Нина с мужем перестали выходить на связь, девушка забила тревогу — обзвонила все больницы и морги Минска (обвиняемая с семьей постоянно проживали в столице), всем друзьям и знакомым, пока наконец мама обвиняемой не призналась в произошедшем.

Именно этой несчастной девушке, находящейся в декретном отпуске, и, соответственно, маме маленького ребенка, пришлось хоронить родных племянников. Почему именно ей? Ведь есть же папа, бабушка, дедушка. Но, тем не менее, хоронила тетя.

Свидетелями выступили и соседи обвиняемой, помогавшие медикам скорой донести Нину до машины. К ним же обратилась мама обвиняемой, когда нашла труп ребенка.

Была зачитана и беседа с психологом (наверное, показаниями это назвать нельзя) дочери обвиняемой. Девочка пояснила, что ночью крепко спала, ничего не видела и не слышала. Утром Нина просила ее принести воды и таблетку «от головы», а также помочь обтереть кровь. Девочка выполнила просьбу, но поинтересовалась, мол, кровь-то откуда. «Те самые дни», — пояснила женщина. Как утверждает девочка, она ничего не поняла и ничего ее не насторожило.

Может оно и к лучшему, психика ребенка останется сохранной.

Показания дали также врачи Несвижской ЦРБ, принимавшие второго (умершего в утробе) ребенка; медики бригады скорой помощи, доставлявшие женщину в роддом, коллеги Нины, а также правоохранители, проводившие первые опросы обвиняемой. Стоит отметить, что все, кто лично был с ней знаком, отзываются о женщине хорошо: добрая, эмпатичная, в дочери души не чаяла, родителям всегда помогала, могилу брата умершего постоянно навещала, о пациентах своих заботилась должным образом. Характеристики с мест работы и учебы сплошь положительные.

После двух дней работы суда со свидетелями, показания дала сама Нина.

«Только суду я хочу рассказать правду»

— Вместе с семьей, мужем и ребенком я постоянно проживала в Минске, в общежитии, в стесненных условиях. В нашей с супругом комнате даже не было ремонта. У нас были серьезные финансовые проблемы, муж не работал, я трудилась старшей медсестрой, старалась брать больше смен, ведь жили на мою зарплату. Наша дочь в детстве сильно болела, я очень ее опекала, никуда не отпускала одну — приступ мог начаться в любую секунду. А в прошлом году Марина заканчивала 9-й класс. Добавились новые волнения — оценки в аттестате, поступление. Это одна из причин, почему я не становилась на учет — все свободное время посвящала дочери.

— О беременности я узнала на сроке 6-7 недель, — продолжает обвиняемая, — перед новым, 2023 годом. Обзвонила платные медцентры, записалась на прерывание в один из них. Но тут праздники, а потом, буквально накануне процедуры, у меня поднялась температура. А я, как медик, знаю, что анестезия при температуре повредит моему здоровью. Пару дней я лечилась, затем попыталась записаться вновь, но все отказали, срок уже был довольно большой. В больницу, где работаю, обращаться я не хотела — боялась сплетен. Мужу о беременности сообщила сразу, как узнала сама, он поддержал меня в решении беременность прервать. Когда срок перевалил за 12 недель и легально прервать было уже невозможно, он пообещал найти мне врача, который сделает все нелегально, примерно за 500 долларов. Но, если честно, денег таких у нас не было, однако муж пообещал, что и деньги раздобудет. Он при мне несколько раз разговаривал с неким Андреем. Говорил, что этот Андрей — гинеколог, но он не может провести процедуру по своему месту работы, а пытается договориться с «арендой» операционной в разных больницах и роддомах.

Совершеннейший бред, читая, думаете вы. Так и есть. А Нина верила. Вот и сделайте выводы.

— Я всю жизнь носила свободную одежду, поэтому беременность мою никто не замечал. А отпуск я каждый год в августе беру, еду в С… маме помогать. Вечером 18 августа я почувствовала приближение родов — кровило немного. С дочерью мы спали в одной комнате, я на кровати, она на полу. Марина уснула и у меня начались схватки. Я стала писать мужу: «Приезжай за мной, отвези в Минск в роддом». В Несвиже я рожать не хотела, сплетничать будут, что на учете не стояла. Муж перестал отвечать. Совсем. Около 3-х часов ночи у меня начались роды. Настолько сильной боли, чтобы прямо кричать, не было. Я медик, и знаю, когда идет схватка. Тужусь. Родилась головка ребенка, а вот дальше никак. Я нащупала головку, почувствовала, что шея ребенка обвита пуповиной, испугалась. Попыталась расслабить обвитие — не получилось. Тогда я стала осторожно, насколько это было возможно, тянуть ребенка из себя, обхватив за шею. Схватки все не было. Сколько времени я так его тянула — понятия не имею. Наконец родила. Но ребенок молчал. Я попыталась провести реанимационные действия — он не издавал ни звука. Я поняла, что ребенок мертв. Попыталась извлечь из себя послед, тянула за пуповину, случайно повредила ее ногтями, затем взяла ножницы и перерезала. Убедившись, что ребенок не дышит, положила его в пакет, чтобы поутру не увидела дочь. Обратила внимание, что живот не опал и поняла — у меня двойня. Схваток больше не было, и я решила поспать, так как очень устала. О мертвом ребенке не думала, о том, что буду делать с телом, не думала тоже — плохо себя чувствовала. Спала урывками, пока родители не вернулись из города. Мама, зайдя в комнату, увидела кровь на покрывале и вызвала «скорую». Второго ребенка родила в роддоме — он был мертв.

Далее Нина рассказывала, как ее, слабую и измученную, опрашивали «бездушные» милиционеры. Как следователь плохо объяснил ей ее права, как она не поняла, что может отказаться от показаний. Фразу, сказанную врачу Несвижской ЦРБ о том, что первого ребенка она родила и выбросила в туалет — не помнит. В суде Нина стала утверждать, что вовсе не собиралась избавиться от ребенка, а собиралась родить его и даже возможно забрать, хотя в первые опросы говорила, что «надавила на шею, чтобы ребенок был мертв». А тут оказывается женщина даже реанимацию ребенка проводила! В первых опросах указано, что помимо надавливания на шею ребенка пальцами она еще и пуповину потуже затянула, а в суде заявляет, что из себя тянула, и не специально вообще.

Мое личное мнение: хорошо подготовили к суду женщину в местах не столь отдаленных.

— И вообще, — заявила она напоследок, — на меня оказывалось психологическое давление! Меня, можно сказать, запугивали! А это незаконно!

Гособвинитель отреагировала мгновенно — будет проведена специальная проверка. Судья объявил о перерыве на время ее проведения, а это, скорее всего несколько недель.

К сожалению, я не имею полномочий задавать обвиняемой вопросы, но, если бы могла, обязательно спросила бы, понимает ли она, какое количество бездетных пар с огромным удовольствием и благодарностью приняли бы в свою семью этих нежеланных для биологических родителей, совершенно здоровых, без пороков развития (по заключению судмедэкспертов) мальчишек? Сережу и Ваню. Их имена редакция изменять не хочет.